|
О спектакле "На дне"
в Ленинградском театре драмы
им. А. С. Пушкина.
Недавно я смотрел "На дне" - с ленинградцами. Боже, как я не согласен с ними! Какой нажим! Какая педаль! Какое фортиссимо!
Сатин - шулер, сухой и твердый в своей работе, высушенный на огне своего опасного и
напряженного ремесла, каждую минуту рискующий, где-то глубоко запрятавший свой протест, - не может и не смеет так благодушно рассуждать с видом загулявшего архиерея, которому надоело бормотать молитвы и притворяться! Он выезжает на темпераменте. Но это не убеждает или убеждает тех, кому этого достаточно. У Сатина каждое слово вынуто из-под спуда. Из глубины души, в которую он сам никогда не заглядывает и не дает никому заглянуть в нее. И это только великий маг и волшебник - "священный алкоголь"
- заставляет его так говорить! Говорить "недозволенное - самому себе". Каждое слово, каждое мнение этого человека -
сокровенно и несвойственно ему в жизни, об этом надо помнить актеру! И что же? Вместо этого - актерский темперамент и пафос!
Барон - Фрейндлих - неубедителен, рассудочен, излишне умен! Барон - это все же какая-то "линия в нужнике". Он и сентиментален, и беспомощен, и добр (увы, добр, несмотря на свои грозные выкрики по адресу Насти), и вот он идет все-таки за ней: "Пойду посмотрю, что она там". Потому что он жалеет и, может быть, даже по-своему любит Настю и, погорячившись, тут же идет на попятный.
Актер вообще играет на втором плане и поэтому не доходит до зрителя. А жаль! Татарин хорош, не бездушен. Единственный, кто держится в образе с самого начала и до конца, - это Толубеев. Он безукоризнен, хорош и точен в своем типаже загулявшего человека. Этот актер никогда не ошибается. У него блестящее, я бы сказал, чувство "шкуры" того, кого он играет, и главное - великолепное чувство меры! Как важно иногда актеру
помолчать. Дать публике за тебя подумать, за тебя поиграть. Этого актеры не любят, а между тем это нужно. Настя говорит, как будто вколачивает свои реплики, как сваи в землю. Зачем это? Ведь она же только женщина. Слабая женщина. Ее протест- это протест слез, а не гнева! А она уходит так, как будто через пять минут она сделает революцию! Не надо этого. Неверно. Не надо этого страшного
надрыва!
Ведь она же любит все-таки этого несчастного барона и только дразнит его, вымещая на нем свои обиды и муки!
И песня спета слишком звонко, надо тише, они уже все пьяны...
Это мука и боль поют их устами. Тихо... безнадежно... И тогда на этом фоне, как удар грома, звучит фраза:
- Братцы... там... на косогоре Актер... удавился!
Огромная пауза. И только после этого:
- Эх, дурак... Песню испортил...
Вот где сила Горького.
Какой потрясающий финал!
Но этого не было...
Следующий рассказ
|
|
